КУРИНАЯ КАРЬЕРА
Баран — директор птичьего двора, —
Учтя, что было множество озер там,
Всем птицам повелел заняться водным спортом.
— Желаю вам, друзья, ни пуха ни пера!
Еще добавил он, и строг, и чуток:
— Мы подведем итоги через год.
Теперь не выманишь с воды гусей и уток,
Покуда не застынет лед.
Лишь курица одна стоит на берегу
И боязливо смотрит в воду.
— Никто, — твердит она, — из кур не плавал сроду,
И я, пожалуй, не смогу.
— А ты пособия прочти, — сказал ей гусь.
— И верно! Я сперва теорией займусь…
И вот, инструкции усвоив назубок,
В придачу одолев десятка два брошюр,
Вполне доступных пониманью кур,
Пеструшка пробует… скрести в воде песок.
Нахлынула волна, ей крылья заливая.
Бедняга выбралась на берег чуть живая
И побрела на солнышко к забору.
Баран ее увидел в эту пору.
— Самоотверженность, — воскликнул он, —
При выполнении поставленной задачи!
Баран пеструшкою был явно восхищен
И заместителем своим ее назначил.
Не расставаяся с портфеликом потертым,
Гусей и уток стала поучать она,
Как заниматься водным спортом.
На важной должности —
и курица сильна.
Сорока, злобу в сердце затая,
Решила проучить «зазнайку» соловья.
По кляузе ее лесной певец чуть свет
Был вызван в глухариный кабинет.
Свой вес, конечно, ценят глухари,
А в соловьях они совсем не видят проку.
Глухарь басит:
— А ну-ка, говори,
За что же обижаешь ты сороку?
Зачем ты по ночам поешь
И спать сороке не даешь?
Аж свистнул соловей:
— Сороке? Вот-те на!
Пою и буду петь — работа у меня такая.
Взглянула б на себя. Ведь без толку она
В лесу по целым дням трещит, не умолкая.
Задумался глухарь, на ветке когти сжав.
«Конечно, соловей по-своему-то прав.
В корзину б жалобу швырнуть, да вот беда:
Орел Орлович здесь бывает иногда.
Что, если скажет он: «У вас тут вечно склоки»?
Одернув свистуна, я рот зажму сороке».
И заявил глухарь:
— Послушай, соловей,
Ты зря не признаешь вины своей.
Для формы соловью поставили на вид —
Не строгое, а все же наказанье.
Почувствовала склочница свое влиянье
И нынче пуще прежнего трещит.
Михаил Витальев
«ВЫВОД ИЗ ВЫСТУПАЮЩИХ…»
Фельетон
Как-то мне поручили наведаться к железнодорожникам. Узнать, как подготовились они к зиме; все ли у них хорошо.
Побывал я в депо, поговорил с людьми, прокатился по холодку на товарном поезде: проверить хотелось, как путь себя под нагрузкой ведет.
И хорошее и плохое в блокнот записал.
Вернулся на станцию, прощаюсь с главным кондуктором. Он говорит:
— У хозяйственников наших нынче собрание. Вы послушали б. Может, что и добавите в книжечку…
Соскочил я с тормозной площадки и — на совещание.
В конторе — дым столбом. Доклад окончился. Ораторы выступают.
На трибуне — товарищ из дистанции пути. Хороший работник. Я его лет десять знаю. И вот что он говорит:
— До чего ж мы дошли, товарищи? На всей дистанции гвоздя ржавого, извините за выражение, нет…
Не успел я подивиться чрезмерной вежливости оратора, как председательствующий реплику подал:
— Безобразие! У вас специальные люди на гвоздях сидят!
Тут бы товарищу из дистанции заступиться за своих людей, рассеять странное заблуждение председателя, а он как ни в чем не бывало соглашается:
— Верно! Нет у нас вкуса к гвоздям!
Пока я раздумывал над проблемами вкуса, на трибуне поднялся следующий оратор. И его я знаю. Бывший машинист. На войне здоровье потерял. Пришлось в контору идти, по хозяйству. Дельный, смелый человек. Только в последние годы странно как-то разговаривать стал. Неестественно немножко. Наверно, от желания выражаться соответственно служебному положению.
И вот этот бывший машинист говорит:
— Вопрос с подготовкой к зиме мы подняли на принципиальную высоту, но недостаточно. Снег, который выпал, он прямо показал это. А наше руководство никак не отвечает на наши недоуменные и доуменные вопросы…
Очередной оратор тоже свою посильную лепту в прения внес. Говорит:
— Вот тут до меня товарищ один выступал. Хорошо выступил. А как дела у него? Брачок имеется? А нам нужно безбрачное производство.
Не успел еще утихнуть этот грустный призыв, а на трибуне новый товарищ.
Смелый человек, критикует невзирая на лица, за словом в карман не лезет.
— Почему у нас плохо? — спрашивает этот товарищ и отвечает: — Потому что задач не знаем. Не озадачило нас руководство!
«Действительно, — подумал я, — трудные обязанности у местных руководителей».
Но самих руководителей это совсем не смутило. Поднимается председатель и подводит итог:
— Все товарищи верно говорили. Надо сделать вывод из выступающих!
С тех пор мне не удалось побывать на узле. Так я и не знаю: сделали вывод из выступающих или не сделали? И полностью ли теперь озадачены наши железнодорожники?
На Н. А. ГлебоваГолосу читательскому вторя,
Говорит и критик неспроста:
— Средь «Степей» и даже меж «Предгорий»
«Карабарчик» — это высота!
Роман прозаик сочинил —
Немалые труды.
Ведь он извел бутыль чернил
И три ведра воды.
Том первый — девятьсот страниц.
Читатель был повергнут ниц.
А дальше дело не идет:
Испортился водопровод.
Он печатался — пока
Не вмешался ОТК.
В своем писательском союзе
Он проводил златые дни,
Пока не стало ясно Музе,
Что люди разные они.
